Эксперт Джума Оразклычев в праздничном цикле представил исторический экскурс.
В канун 25 годовщины Нейтралитета Туркменистана старший научный сотрудник института истории и археологии Академии Наук Туркменистана Джума Оразклычев поздравил всех туркменистанцев со знаменательной датой и рассказал читателям CentralAsia.news об истории первого документально подтверждённого статуса нейтралитета – нейтралитета Парфии.
Парфяне, которых римский политический деятель, оратор и философ Марк Туллий Цицерон считал самым мирным народом, отражая агрессию римлян, наносили им поражения, которые древние авторы называли катастрофическими. «Римское могущество, – резюмирует немецкий историк Генрих Грец, – разбивалось об эту нацию каждый раз, как оно атаковало ее».
После третьей, самой позорной для Рима катастрофы, надменность римских императоров сменилась страхом перед Парфией, мир с которой стал важнее любых амбиций. Нерон, желая установить добрые связи с парфянами, начинает упрашивать Тиридата, младшего брата императора Парфии, приехать в Рим. Как пишет римский историк Светоний Транквилл, Нерону удалось уговорить Тиридата приехать лишь «многочисленными обещаниями». Получив разрешение Вологеза I, Тиридат дает римскому императору положительный ответ.
Свидетельства о «римских каникулах» Тиридата, которые стали публичным признанием Римом нейтрального статуса Парфии, можно найти у многих древних авторов. Вот как об этом событии, которое произошло в 66 году, рассказывает Дион Кассий: «Тиридат был в расцвете лет и красоты, отмеченной благородством рода. Его сопровождала пышная свита и 3.000 парфянских всадников, не говоря о большом числе римских всадников, составлявших почетный эскорт. Города, которые встречали его, были настолько празднично украшены, что расходы государственной казны составили 2 миллиона драхм в день. Это длилось в течение 9 месяцев его путешествия. Тиридат всю дорогу проехал верхом на коне до самой Италии. Рядом с ним верхом ехала его жена, на голове которой вместо женского головного убора был золотой шлем, чтобы не нарушать обычаев своей страны. По Италии Тиридат ехал в экипаже, высланном для него Нероном, сам же Нерон лично встречал Тиридата в Неаполе».
В пригороде Неаполя, в Поццуоли, Нерон, чтобы показать гостям имперское великолепие, устроил грандиозные гладиаторские бои, которые стали одними из самых дорогостоящих за всю историю Рима: распорядитель боев Патробий выпускал на арену бойцов обоего пола в течение всего дня, от рассвета до заката. Со слов Тацита, Тиридат, чтобы оказать честь гладиаторам или чтобы показать свое умение метко стрелять, со своего места пустил стрелу и пронзил одним выстрелом двух быков.
Из Неаполя процессия двинулась к столице. Накануне дня въезда Тиридата в Рим, весь город был освещен огнями и украшен гирляндами. Огромные толпы заполнили улицы, и даже крыши домов были покрыты зрителями, настолько всем не терпелось своими глазами увидеть действительно непобедимых парфян.
Народ в белых одеяниях и лавровых венках, занял Форум. Римские воины, с начищенными до блеска оружием и тщательно подготовленными по такому случаю знаменами, выстроились вдоль проспектов. Римляне впервые видели своих же воинов при таком параде, и как пишет Дион Кассий, доспехи были так старательно начищены, что казалось, оружие и штандарты излучают молнии.
Тацит пишет: «Рим никогда еще не принимал столько коронованных гостей. После долгого путешествия, с видом триумфаторов, прибыли Тиридат со своей супругой и сыновья Вологеза I – Пакор и Монобаз».
Специально к приезду Тиридата театр Помпея весь был украшен золотом, причем в таком изобилии, что и сцена, и внутреннее убранство театра, все предметы, которые были в театре, все сверкало золотом. Современники этих событий, никогда до этого не видевшие столько золота, назвали день приезда Тиридата в Рим Золотым днем.
Этот день заслуживает названия Золотого еще по одной причине. В самом сердце римской столицы находился храм с бронзовой статуей Януса. Первый месяц нашего календаря – январь – назван в честь этого Бога. Храм имел 2 двери, которые открывались с началом войны и закрывались с наступлением мира. Учитывая, что Рим постоянно вел войны, двери Храма Януса почти всегда были открыты.
Символично, что в день прибытия Тиридата в Рим Нерон торжественно запер двери этого храма в знак того, что отныне повсюду царит мир. Это событие стало главным итогом трех уроков, которые нейтральная Парфия преподала своему ученику – Римской империи. В честь воцарившегося мира в том же 66 году в Риме были выпущены монеты с изображением закрытых дверей Храма Януса.
Тиридат взял с собой в путешествие большой корпус астрологов, которые произвели настоящий фурор среди римлян. Благочестивые патриции, сгорая от нетерпения, расспрашивали парфянских ученых о своем будущем и о тайнах божественного Неба. Но сильнее всех горел любознательностью сам Нерон, который стал даже брать уроки у Тиридата, большого знатока этой диковинной науки.
Нерону так сильно хотелось отсрочить отъезд Тиридата, что он платил парфянину за каждый день его пребывания в Риме огромные деньги. В честь Тиридата в Риме была воздвигнута статуя, которая сейчас украшает один из залов Лувра. А в день, когда Тиридат уезжал, по сведениям Светония Транквилла, Нерон преподнес ему в дар 1 миллион сестерциев, в то время как весь римский годовой бюджет при Нероне составлял 60 миллионов сестерциев.
Нерон, авторитет которого в народе благодаря приезду Тиридата взлетел вверх, хотел придать себе еще больше блеска и стал упрашивать Вологеза I приехать в Рим. Дион Кассий пишет, что когда императору Парфии надоели уговоры Нерона, он ясно указал Риму на его второстепенное место в мировой табеле о рангах: «Это скорее тебе, а не мне пристало совершать такие дальние путешествия. Вот почему, если ты приедешь в Азию, мы могли бы обговорить место встречи для нашей беседы».
Когда фортуна отвернулась от Нерона, у него мелькнула мысль умолять о помощи парфян. Он даже отправил верных вольноотпущенников подготовить корабль, но отложил побег на следующий день. Это промедление его и погубило.
После смерти Нерона стали один за другим появляться Лже-Нероны, и в народе, с одной стороны, боялись, что самозванцы обратятся за помощью к парфянам, а с другой, очень многие стали надеяться, что Парфия вторгнется в Римскую империю и принесет порабощенному народу долгожданную свободу.
Страдающие под римской властью провинции стали олицетворять Парфию с державой, которая восстановит на Земле справедливость, и это нашло отражение в произведениях раннехристианской литературы, в особенности, в одной из книг Нового завета, а именно в «Откровениях Иоанна», или, как их еще называют, в «Апокалипсисе». Из всех книг Нового завета, время написания единственно «Откровений Иоанна» можно датировать с точностью до месяцев: с июня 67 года по апрель 68 года, то есть как раз после визита Тиридата в Рим, когда были свежи еще впечатления от величия парфян.
Французский историк религии, академик Эрнест Ренан, рассказывая в «Истории происхождения христианства» об Иерусалиме того времени, пишет, что город бурлил и был похож на военный лагерь. Все ежеминутно ожидали вторжения парфян, которое положит конец ненавистной Римской империи. Это ожидание, согласно Э.Ренану, и было отражено в «Апокалипсисе».
В синедрионе серьезно обсуждался вопрос о переносе религиозного центра иудаизма из Иерусалима в Парфию. Этот проект был даже частично осуществлен: религиозный иудейский суд переехал в парфянский город Нагордею. Главная резиденция христианства во 2-й половине I века уже находилась в Малой Азии, а вовсе не в Галилее и Иерусалиме, право которых считаться родиной христианства весьма спорно. Об этом писал еще немецкий теолог Бруно Бауэр, которого философ и историк Фридрих Энгельс справедливо называл борцом с закоренелыми предрассудками.
Кстати, Ф.Энгельс, в работе «К истории первоначального христианства», также отмечал, что христиане, при первых известиях о Лже-Нероне и его приверженцах, поселившихся на острове Китнос в Эгейском море, ожидали появления в Риме парфянских войск.
Парфия, каким бы сильным ни был соблазн разгромить Рим, предпочла остаться нейтральной. Даже в середине II века, когда Римскую империю накрыло восстание, и она могла бы стать легкой добычей, парфянские императоры, сначала Вологез II, а затем Митридат IV, проявили благородство и не воспользовались слабостью западного соседа. Парфяне всегда соблюдали принятое ими международное обязательство быть нейтральной державой.
Тем более что Парфии не было необходимости физически вторгаться в пределы Римской империи: в полную мощь показала себя мягкая сила парфянского нейтралитета. Римская империя, внешне оставаясь суверенной, пала под очарованием своего могущественного восточного соседа.
Это проявилось, прежде всего, в копировании Римом политических институтов Парфии. Если раньше римский император был всего лишь первым среди сенаторов и каждый свой шаг должен был согласовывать с сенатом, то в первые века нашей эры Рим стремительно превращается в государство, во главе которого стоит абсолютный монарх.
Римская армия ввела, по образцу парфянской, особый род войск – тяжеловооруженную кавалерию, знаменитых катафрактариев. Кроме того, если раньше значительная часть легионов формировалась для конкретной военной кампании, по завершении которой распускалась, то теперь у Рима была, как в Парфии, профессиональная армия.
В духовной сфере Рима настолько прочно воцарился митраизм – недаром имя Митридат было фирменным в доме Аршакидов, – что император Гай Аврелий Диоклетиан официально признал Митру покровителем Римской империи.
Римские императоры были великими строителями, но строили они часто руками восточных архитекторов, и достижения парфянского градостроительства стали прочно утверждаться в римской архитектуре. По признанию бельгийского историка Андре Верстандига, помимо архитектурных стилей, римляне, а через них и все европейцы, научились у парфян, главных специалистов в сфере международной торговли, новым методикам банковских расчетов.
Благодаря этим, и многим другим заимствованиям, или по терминологии бельгийского историка, академика Франца Кюмона, «мирному вторжению», Римская империя стала похожа на Парфянскую монархию.
Одна из главных мыслей немецкого философа Георга Гегеля, раскрытая им в работе «Введение в философию истории – Разум в истории», заключается в том, что целью любой исторической работы должна быть мораль, призванная пробудить душу, ведь история является ничем иным как фундаментом нравственности народа. История Парфии, в таком контексте, приобретает огромное значение, но с важной поправкой: не только для туркменского народа.
Величественная Парфия может служить прообразом гегелевской модели государства как воплощения всеобщего разума, свет которого продолжает сиять на небосклоне Всемирной истории путеводной звездой для всех народов, которым Г.Гегель рекомендовал учиться на опыте истории. Восхождение к опыту нейтральной Парфии, самой могущественной и, в то же время, самой миролюбивой державы на планете, учит, что в этом мире выгодно быть мирным!
